Светило солнце

Ей было больно. Очень больно. Так, что даже глаза она открыла через боль. Белый потолок, белые стены. Теперь она знала, что боль белого цвета. Она огляделась… Тоненькая нитка капельницы тянулась к руке. Она вздохнула, и боль сразу отозвалась разом во всем теле. Она прикрыла глаза.

Тихонько скрипнула дверь. Кто-то подошел к кровати. Она чуть приподняла веки – рядом стояла медсестра.

– Ну вот, вы и пришли в себя, – улыбнулась медсестра. В руке у нее появился шприц.

Она хотела что-то сказать, но у нее не получилось, сил не хватило даже на шепот. Медсестра нагнулась близко-близко, и Она увидела, как бьется синяя жилка на шее женщины.

– Больно, – наконец смогла прошептать Она.
– Я знаю, – медсестра понимающе кивнула, – сейчас я сделаю укол, и станет легче. Это чудо, что вы живы. Такой…

Дверь проскрипела снова, и у кровати возник молодой мужчина в белом халате. Она поняла, что это врач.

– Ну, как дела? – обратился он скорее к медсестре, чем к пациентке.
– Она очнулась, доктор, – ответила сестра.

Врач взял Ее за руку. Тупая боль опять волной прошла по телу.

– Она жалуется на боль, – тихо произнесла медсестра.
– Ну что ж, после такого… – Врач задумчиво покачал головой и улыбнулся. – Это хорошо, что жалуется. Значит – жива.

Жива?.. Это она-то? Хотя… она же видит, слышит, и вроде даже как все понимает. Только вот вспомнить, как она оказалась здесь, на больничной койке, она ну никак не может… Она прикрыла глаза… Хоть что-то она должна помнить о себе? Ну конечно…
Вот он – длинный коридор художественного училища, где Она училась. Она движется по этому коридору, за окном льет дождь, а у нее нет зонта, и она идет медленно-медленно, в надежде, что дождь перестанет. Летние ливни ведь не бывают продолжительными?.. Она доходит до входной двери, выбирается на крыльцо… Нет, не повезло: дождь никуда не делся. Она растерянно останавливается на ступеньках, соображая, как поступить дальше. И вдруг над ее головой раскрывается зонт, и приятный мужской голос произносит: «Вы кого-то ждете, мадмуазель? Не меня ли?» Она оглядывается и видит… Господи… она видит просто совершенное лицо. Уж кому, как не ей, лучшей студентке курса, знать, что такое красивое мужское лицо? Высокий чистый лоб, орлиный нос, прекрасные серо-голубые глаза. Просто божественный рот и абсолютно мужской подбородок. Она теряется. Она – первая задира курса – не знает, что ответить этому Аполлону… да кто он вообще такой?..

«Он» оказался их новым преподавателем по пейзажу. И звали его, конечно, не Аполлон, а Сергей Владимирович Югорский. И был он на тринадцать лет старше ее.

– Сергей Владимирович? Я не нарисовала.
– Скверно, Табунова, очень плохо, не будете допущены к экзамену...
– Я нарисую завтра! Сергей Владимирович!
– Нет, Табунова, не нарисуете. Я вас знаю…

…Да, он знал ее слишком хорошо. «Сергей Владимирович», «Табунова» – это на лекциях, перед всеми…
– Сереженька, милый, я люблю тебя.
– Родная моя, хорошая, как я без тебя жил?.. – Он целовал ее всю, им было просто хорошо… дома…

Снова скрипнула дверь, и Она открыла глаза. Опять медсестра, но другая. Она заметила, что в палате стало темнее. Наверное, вечер... Сколько же прошло времени? И почему Она здесь? Она всё силилась вспомнить, что же случилось. Но не могла.

– Давно я здесь? – чуть слышно спросила Она.
– Вторые сутки. – Медсестра была немолодая, с уставшим лицом.
– Как – вторые? – еле выдавила Она. – Я не помню…
– Эх, милая, – вздохнула медсестра и принялась протирать место для укола. – Кабы кто рассказал, что после такого выживают, я бы не поверила. – Она ловко кольнула.
– Какого – «такого»? – не поняла Она.
– Ты лучше помолчи, сил тебе надо много… Завтра врач придет и все тебе расскажет.

…Врач придет и расскажет... Почему – врач придет? Да нет, это Она пошла к врачу… когда тошнота по утрам стала постоянной, когда хотелось то кислого, то соленого… И доктор ей рассказал – и о беременности, и о сроках, и о том, что аборт делать уже поздно.

Сергей принял известие спокойно. Она бы сказала, что слишком спокойно – ее это даже обидело. Ей казалось, что известие о том, что у них будет ребенок, плод их любви, должно было его обрадовать – или что он хотя бы должен был сделать вид, что рад. Но нет. Этого не произошло. Более того, в один прекрасный день Югорский просто исчез. Его лекции заменялись на другие. Телефон был вне зоны действия сети. А дверь квартиры – заперта. Она не знала, что и подумать. А потом… а потом ей стало известно, что в другом городе у него жена и семилетний сын.

Внутри нее сидел маленький человечек, который ни в чем не был виноват. И она не могла его предать... Она не позволила себе плакать и биться в истерике. Просто замкнулась. Стала молчаливой и хмурой, а когда Сергей Владимирович позвонил ей через месяц, бросила трубку. Она продолжала ходить на занятия, но теперь все работы по пейзажу сдавались вовремя. У нее появилось море свободного времени… Она вынашивала СВОЕГО ребенка. И училась жить сама, без Сережи.

Однажды, придя вечером домой, она увидела, что Югорский сидит у ее дверей.

Она не хотела с ним разговаривать. Но легко ли отвернуться от человека, мысли о котором занимают тебя всю, целиком? Он был так близко, что не потрогать его – было бы просто преступлением… Он целовал ее так, что земля уходила из-под ног; от его прикосновений кружилась голова, и было тепло и приятно где-то там, глубоко-глубоко внутри – а может, это их малыш радовался за них?..

Самое главное, что объяснение его отсутствию было простым до нереальности. Оказывается, он ездил к жене, чтобы окончательно оформить бумаги для развода – и все ради Нее… и их ребенка. Она верила ему, потому что любила, и кляла себя за то, что не дала ему возможности объясниться раньше. Она была счастлива.

…Она открыла глаза. В палате было темно. Из-под двери просачивалась узкая полоска света. Итак, Она здесь два дня. Или уже три? А почему Сергей ни разу не пришел к ней?.. Он что… не знает, где Она? Господи! Да что же, в конце концов, произошло? С ней и… с ребенком!!! Что с РЕБЕНКОМ?!

Ей захотелось закричать во все горло, но с губ сорвался только тихий всхлип – и его, конечно, никто не услышал.

Врач пришел утром. Внимательно осмотрел Ее и вдруг спросил: «А что Вы вообще помните?»
– Моего ребенка. Я была беременна. Почти тридцать недель… – тихо прошептала она. Врач удивленно приподнял бровь.
– А еще?
– Что – еще? – не поняла Она. – Ребенок! Он… он…
– Не волнуйтесь, с ним все в порядке. Вам было сделано кесарево сечение. Ваш мальчик, конечно, маловат, но при уровне современной медицины… все страшное уже позади.
– Слава Богу! – вырвался у Нее вздох облегчения.

Ей стало ужасно хорошо от мысли, что с ребенком все в порядке. Остальное сейчас просто не имело смысла.

– Так это – все, что вы помните? – еще раз переспросил врач.

Она слабо улыбнулась, пытаясь вспомнить, как попала на эту койку.

– Боюсь, что всё. – Она испуганно посмотрела на врача.

…Теперь, когда Она узнала, что с маленьким все хорошо, ей стало гораздо легче. Она лежала и представляла себе, какой он, малыш, ее мальчик, ее сын. Ей нравилось это короткое, но такое объемное, как ей казалось, слово – «сын». Он обязательно вырастет большим, сильным, и будет похож на Сергея… Сергей. Почему же он не приходит? Сережа. Сереженька…

И вдруг она очень отчетливо увидела, то, что никак не могла вспомнить. Себя – такую счастливую, с уже заметно округлившимся животиком, спешащую по тому длинному училищному коридору, с которого все и началось. Она шла к Сергею. Он ждал ее на улице, и она прекрасно видела его сквозь огромные окна. Светило солнце, и она торопилась к любимому…

…Она выскочила на крыльцо и весело помахала рукой. Их разделяла совсем не широкая и, уж конечно, никакая не проезжая дорога. Она бесстрашно шагнула на раскаленный асфальт… Кто же мог подумать, что минутой раньше пьяный подросток сядет за руль мотоцикла и понесётся по дороге, которую она сейчас переходит?

Она успела обернуться на крик Сергея, но сделать уже ничего не могла. Она даже визга тормозов не услышала – только Сережин голос: «НЕТ! СТОЙ!»

На ее лбу выступили капельки пота… Ей вдруг стало ужасно одиноко лежать вот так, одной в палате, когда там, за стеной, кто-то заботился об ее сыне… Там, снаружи, ходили люди и кипела жизнь, где-то там был любимый мужчина… А Она – Она лежала одна со своими воспоминаниями. И ей было так горько, что, когда открылась дверь, она даже не поняла, что это пришел ОН…

Nata_klin