Статистика:
Закат солнца
Когда я пришёл работать в областную больницу, мне было всего 25. Ведущим моей дипломной работы по урологии, был профессор, заведующий этой больницы, поэтому по окончанию всех мытарств с дипломом он порекомендовал меня на освободившееся место в его отделении. И меня приняли туда на работу без труда.
Учить науку в институте было делом довольно лёгким, но когда я попал сюда, я столкнулся с настоящими бедами, с настоящей болью, повидал не мало смертей и пролистал не одну историю болезни. Но эту я не забуду никогда…
Профессор был мне как второй отец. И именно он тогда рассказал мне о Ней. Она родилась с очень сложным врождённым пороком почек. Ей начали делать операции с 7 месяцев. Когда она пришла к нам в больницу, ложиться на очередную операцию, ей было всего 20 лет...
Можно было только позавидовать её мужеству и мужеству её родных. Когда я слушал рассказ о её болезни и подробности, сделанных операций, две из которых проводил сам профессор, мне становилось, всё больше, жаль эту девушку. К 20 годам её почки тянули, наверное, чуть больше, чем в полсилы. С тех пор как я увидел её впервые, прошло уже 5 лет. Сказать честно, я ожидал тогда увидеть измученную жизнью, осунувшуюся девушку, которая выглядела скорее намного старше своих лет… Но когда она вошла в кабинет, я удивился. Ярко рыжие волосы, спускавшиеся до самых лопаток, приятный и спокойный голос, весёлая и лёгкая улыбка. Она, наверное, даже, не вошла, а вплыла в кабинет, потому что я не заметил, как стучали каблуки её туфель по полу. Даже по прошествии стольких лет я как сейчас помню, во что она была одета. На улице была весна, и она пришла в лёгком, шёлковом сарафанчике, подчёркивающим её безупречную фигуру. А босоножки на невысоких каблучках выгодно выделяли ее, несомненно, красивые ноги. Глядя на эту нимфу, наверное, никому и в голову не могло прийти, как много эта девушка видела в своей жизни.
Я до сих пор помню наш первый разговор. Как палатный врач, я зашёл навестить её перед предстоящей операцией. Я не переставал любоваться этой девушкой. Как много огня было в её взгляде… Несколько дежурных вопросов и я даже растерялся. Такое ощущение, что я хотел спросить что-то ещё, но никак не мог найти слова. Я помню её ожидающий взгляд. Потом она повернулась к окну и вдруг сказала: – А когда вы в последний раз смотрели на закат?
Сказать по правде этим вопросом она застала меня врасплох. Я не знал что ответить. Ведь врачи никогда не чувствуют время суток. Они спасают людей и днём и ночью, и обращать внимание на закаты или рассветы просто не хватает времени. Я ответил, что не помню.
– Очень жаль. Разве может быть что-то красивее заката? Сонное, усталое солнце, лениво клонится к горизонту, озаряя небо последними остатками своего света и теплоты. Его лучи рисуют на облаках причудливые рисунки, будто давая людям понять, что где-то там есть жизнь, которая не затихает никогда… Даже ночью…
Она немного помолчала.
– А знаете, я обратила внимание, что половина людей в мире не придают закату, как впрочем, и рассвету, никакого значения.
Её глаза на секунду вдруг погрустнели. Я сидел пристыженный и поражённый. Мне нужно было идти по другим палатам, но я будто прилип к стулу. Я не знал, что ответить ей. Лишь спросил немного помолчав:
– Ты боишься?
Она засмеялась. В её глазах вновь заиграли огоньки.
– Боюсь ли я? Наверное это нужно было спрашивать у меня лет в семь… Хотя тогда, почему-то никто не интересовался этим. Пациенты сменяют друг друга на операционном столе каждый день. И просто не хватает времени спросить это у всех. А хотя многие из них, наверное, на грани паники. Нет, я не боюсь. Хотя меня и пугает порой эта холодность врачей и медсестёр. Но я понимаю их. Это их работа. Какая может быть теплота и забота, когда им в этот день, кроме меня, нужно прооперировать ещё человек 5. Я не виню их. Нет, я не боюсь… – повторила она.
Она смотрела мне прямо в глаза. Я даже не мог понять, о чём она думает сейчас. Но её глаза улыбались.
– Лягте, пожалуйста, мне нужно вас осмотреть. Вдруг где что болит – лишь смог сказать я.
Возможно, я был слишком холоден с ней, но она чувствовала, что каждое её слово отзывалось в моей душе непонятным эхом. И я это знал.
Она легла, подняла футболку и оголила живот. На её животе было несколько достаточно неаккуратных шрамов. Наверное, на секунду моё лицо стало выражать жалость, потому что она усмехнулась.
– Аккуратность раньше была не в моде, правда? Но знаете, они вовсе не мешают мне. Возможно, по одному только моему животу видно всю мою историю болезней, но… знаете, ведь если бы не почки, я была бы абсолютно здоровым человеком. Как странно, правда? У меня железное сердце, мой желудок способен переварить даже камни, мой терапевт, осмотрев меня пару раз, сказала, чтобы я приходила к ней только тогда, когда у меня что-то заболит. Я не была у неё с 15 лет – она засмеялась. – А ведь счастье вовсе не в красоте тела. Счастье в душе. Возможно я даже счастливее вас.
Я посмотрел на неё. Она дружелюбно улыбалась. И лишь шепнула:
– Ведь смотря на небо, я вижу закат, а вы, лишь думаете, кого будете оперировать завтра…
Я вышел от неё будто в состоянии лёгкого опьянения. Мне понадобилось несколько минут, чтобы привести себя в порядок.
***
На следующий день её должны были оперировать первой. Я был уже в операционной, когда её привезли. За 20 лет она так и не привыкла представать перед врачами обнажённой и стыдливо прикрывалась простынкой. Её положили на операционный стол. Медсёстры сновали мимо, о чём-то говорили и смеялись, в магнитофоне звучал Энио Морриконе. Позвонил профессор, сказал, что придёт через 10 минут, а пока, больную нужно было подготовить.
– Сейчас я введу раствор снотворного, ты почувствуешь расслабление. Не сопротивляйся сну – сказала медсестра.
Я подошёл к столу и посмотрел на неё. Я заметил в её глазах страх. Возможно, ложась на операционный стол каждый раз, она и убеждала себя, что не боится, но она ложилась каждый раз, как последний. Она боялась смерти. Я чувствовал это. Я взял её за руку и сказал:
– Не бойся, всё будет хорошо. Я обещаю.
Наркоз уже начал действовать, тревогу в глазах сменила сонливость, она посмотрела на меня тёплым взглядом и прошептала:
– Спасибо…
Через минуту её глаза закрылись.
***
Операция прошла успешно. Она не очень хорошо отходила от наркоза, но, в общем, её состояние оценивалось как стабильное. Помню, как зашёл проведать ей на второй день после операции.
– Здравствуй, ну как ты себя чувствуешь?
– Замечательно – сказала она слегка ослабленным голосом. – Готова к новым свершением. Хотя вставай и беги сейчас. А я ведь, наверное, отвратительно выгляжу, а за зеркальцем лезть далеко…
Я улыбнулся.
– Если девушка думает о том, как она выглядит, значит, она выздоравливает. Ты молодец, всё прошло идеально, скоро будешь бегать.
– А когда меня выпишут уже? – спросила она.
Я засмеялся.
– Тебя только вчера сделали операцию, а ты уже домой собралась. Лежи, и отдыхай. Домой не раньше, чем через неделю.
– Меня ждут великие дела там, на свободе. А я торчу тут, и меня колют каждый день какой-то гадостью, от чего я уже не могу на спине лежать. А что же будет через неделю? Мне уже страшно – она рассмеялась.
Я восхищался этой девушкой. Сколько в ней было оптимизма, и одному Богу известно откуда. Никогда не видел столько желания жить. Я был уверен, что у неё всё будет хорошо.
Через неделю её выписали.
***
Второй раз я увидел её только спустя четыре года. Бегая по коридорам больницы, я проходил мимо отделения гинекологии и увидел её. Она стояла, опёршись на высокого молодого человека, и слушала врача гинеколога, которая что-то ей объясняла. Эта была уже не та жизнерадостная молодая девушка. За 4 года она сильно изменилась. Она казалась какой-то уставшей. Она постояла ещё минут 10 и ушла вместе со своим спутником. Потом, подойдя к врачу гинекологу, я спросил про Неё.
– Бедная девушка – покачала головой гинеколог. – На 3 месяце беременности. Ей запрещено рожать с таким заболеванием, но они готовы потратить любые деньги, чтобы сохранить ребёнка любыми возможными способами. Впервые вижу такое упорство. Она ведь может погибнуть. Не понимает…
Я узнавал её характер. Она не остановится ни перед чем, она добьётся своего.
Спустя ещё год я увидел в коридоре того молодого человека, с которым она была. Он держал на руках маленького ребёнка. Я подошёл к нему и поинтересовался Её самочувствием. Мужчина посмотрел на меня тяжёлым взглядом и долго молчал…
– Она умерла… Полгода назад. При родах. Ребёнка сумели спасти, а её нет…
Каждое слово давалась ему невероятно тяжело. Было видно, что даже по прошествии полугода он до сих пор не может осознать эту потерю. Я тоже не сразу понял, о чём он говорит. Я просто не мог в это поверить. Девушка, которая больше всего любила жизнь, умерла, борясь за своё счастье… Ей было всего 25… Что видела она за свои недолгие 25 лет? Боль? Страх? Страдания? Она любила жизнь. Любила её такой, какая она была, со всеми её горестями. Она жила с верой в лучшее, с надеждой на счастье. За её внешним оптимизмом скрывался страх. Самый большой страх в её жизни – страх смерти. Она не раз смотрела этому страху прямо в лицо. Я искренне восхищался этой маленькой, хрупкой девушкой. В ней было такое желание жить, как не было ни в ком из тех, кого я знал. И именно ей суждено было умереть так рано…
Я постоял ещё некоторое время с этим мужчиной. Потом пошёл к себе в кабинет. Время было уже позднее. На пол в кабинете ложились, ярко красные, лучи солнца… закат… Я подошёл к окну и глянул на небо. «Сонное, усталое солнце, лениво клонится к горизонту, озаряя небо последними остатками своего света и теплоты. Его лучи рисуют на облаках причудливые рисунки, будто давая людям понять, что где-то там есть жизнь, которая не затихает никогда… Даже ночью…» – вспомнил я слова, сказанные мне когда-то давно прелестной девушкой, корой больше не было…
Сегодня в этом закате было что-то особенное. И мне показалось, что один из лучей заходящего солнца, нарисовал на облаке очертания фигуры в лёгком шёлковом сарафанчике…
Марина Астахова
Поделиться:
Еще по теме
Чтобы отправлять комментарии, зарегистрируйтесь или войдите.
Очень классный рассказ. До слез. Третий раз уже его читаю.